Значит, Мортос уже совсем близок к цели.

Когда Грегор вошел в кодовую комнату, вся компания трапезничали, сидя на полу. Лиззи и Босоножка вскочили и бросились его обнимать.

— Привет! Привет тебе, привет, привет! — говорила Босоножка. Это была какая-то новая интонация — раньше Грегору не приходилось ее слышать.

— Ты ведь останешься, да? Ты теперь останешься здесь, да? — скрашивала Лиззи, вцепившись в его руку так крепко, будто боялась, что он растворится в воздухе.

— Обязательно. Если, конечно, у вас есть лишняя комнатка для меня, — ответил он.

На пороге комнаты крысы появилась Люкса.

Кожа ее утратила горячечный красный цвет, и, хотя время от времени кашляла, дышала она уже нормально. А фиолетовые глаза были усталыми, но ясными.

Грегор впервые увидел ее после того, как отдал ей фотографию. Он думал, что смутится, — но испытал при виде ее только радость. И никакого смущения.

— Ты что, тоже здесь живешь? — спросил он.

— Я отдала свои покои беженцам. А Живоглот был так любезен, что предложил Газарду и мне воспользоваться комнатой крысы, — ответила Люкса с хитрой улыбкой.

Аврора и Найк тоже здесь поселились, они теперь делили комнату с Дедалом.

Ну и разумеется, здесь был Темп — он присматривал за Босоножкой.

— Мы все соблюдаем правила: молча сидим в своих комнатах, чтобы не мешать команде дешифровщиков работать, — продолжала Люкса. — Но сейчас у нас обеденный перерыв. Ты голоден?

Грегор был голоден. Он уселся на пол вместе со всеми и съел целую кастрюльку мясного рагу. И конечно, объелся. Но он чувствовал себя, как крупный хищник, положим, лев, которому следует наесться на несколько дней вперед: в условиях войны глупо рассчитывать на трехразовое горячее питание.

Появился Арес. Грегор сцепил палец с его когтем в знак приветствия — но обменялись они всего парой слов. Арес проглотил на скорую руку несколько рыбин и рухнул, как подкошенный, на кровать в комнате летучих мышей — отсыпаться.

Пришел Живоглот и приказал остальным тоже отправляться спать — на шесть часов. На Грегора он взглянул мельком и быстро сказал:

— Ты скоро можешь понадобиться на поле боя.

Люкса поднялась первой и протянула руки, чтобы помочь встать Грегору. Но он никак не мог поймать ее руку — настолько был измотан.

— Быстро в кровать! — сказал Живоглот, подталкивая его носом.

— Поговорим завтра, — кивнула Люкса.

В комнате людей было достаточно места для двух больших кроватей. Здесь были туалет и ванна — правда, вода текла только холодная. Грегор заметил, что пытается соблюсти тот ритуал, который всегда сопровождал их укладывание спать дома, наверху: он и его сестры почистили зубы, пусть и при помощи пальцев, после чего он убедился, что Босоножка пописала перед сном, а значит, кровать будет сухой.

Затем он уложил сестер.

— Расскажи историю про меня, — попросила Босоножка.

Она любила слушать про себя. И у Грегора был большой запас всяких историй. Но сейчас он не мог заставить себя рассказывать веселые истории про Босоножку на каруселях, Босоножку на Хеллоуине или про Босоножку и именинный пирог. Все вокруг было так ужасно! И эти воспоминания… он мог от них размякнуть. А вдруг он не удержится и заплачет? Он же до смерти ее напугает.

— Не сегодня, Босоножка, — сказал он. — Сегодня нужно просто заснуть.

И поцеловал обеих девочек в лоб.

— Я рада, что ты здесь, — шепнула Лиззи.

— И я рад, — ответил Грегор.

Он улегся на вторую кровать и заворочался в поисках удобной позы — чтобы не беспокоить раненое бедро. Нет, все равно больно — в любой позе. И съел он слишком много. И слишком устал.

Больше часа он лежал, балансируя на грани сна и бодрствования, но наконец мирное посапывание сестренок убаюкало его, и он уснул.

«Грегор… Грегор…» Это мама звала его по имени, и он резко сел, забыв о раненом бедре.

Зажав рукой рану, чтобы чуть утишить боль, осмотрелся по сторонам.

Разумеется, мамы здесь не было. Да и обычный голос ее звучал иначе, чем тот, который Грегор услышал во сне. Мамин голос был спокойным, уверенным — как и положено. О, как было бы здорово, чтобы рядом были родители, которые бы принимали за него решения, защищали его, говорили бы, что можно, а чего нельзя делать. Он ведь знал, что родители любят его и всегда хотят ему добра.

Но так уж сложилось, что в его семье роль родителя легла на плечи Грегора. Он должен был присматривать за сестрами, он…

А кстати… Грегор бросил взгляд на кровать девочек и заметил, что Лиззина половина пуста.

И где же она, интересно знать? Наверно, опять занялась этими шифрами.

Грегор уже собрался на ее поиски, как вдруг услышал голос.

— Так лучше? — Это был Живоглот.

Грегор задернул занавеску в комнате на время сна, оставив маленькую щелочку, чтобы сюда проникал свет зажженных факелов из главной комнаты, — ему не хотелось, чтобы сестры проснулись в полной темноте. И теперь он приподнялся на кровати и увидел в щелку Живоглота: крыс свернулся калачиком на полу, а рядом с ним таким же калачиком свернулась Лиззи.

— Да. Рядом с тобой я чувствую себя лучше. Ты такой теплый, — сказала сестра.

— Медленно и глубоко дыши, — произнес Живоглот, и Грегор понял, что у Лиззи снова случилась паническая атака. Но почему она не пришла к нему?! Почему пошла к Живоглоту? — Хочешь порешать математические задачки? — спросил Живоглот.

— Нет, — покачала головой Лиззи. — Просто хочу посидеть здесь, с тобой.

Грегор не знал, что страннее и удивительнее: видеть, как Лиззи, которая пугалась своей тени, прижимается к гигантскому крысу, — или видеть, как Живоглот, который над всеми издевался и который спал всегда в одиночестве, даже когда рядом были другие крысы, — заботится о сестре Грегора.

— Как она умерла? Та, которая была похожа на меня? — спросила Лиззи.

О чем это она? Кто умер? Кто похож на нее? И как Живоглот мог быть знаком с кем-то, похожим на Лиззи?

— Ее звали Шелковица. И она умерла в саду Гесперид, — негромко ответил Живоглот.

— Я слышала об этом. Грегор рассказывал: тогда прорвало дамбу, и был страшный потоп. Так она утонула? — продолжала Лиззи.

— Я пытался спасти ее. — Живоглот покачал головой. — Но было слишком поздно.

— А твоя жена? И другие щенки?

— Я потерял их всех. Все умерли. У меня не было возможности даже попрощаться с ними.

Последовала длинная пауза, потом он снова заговорил:

— Я тогда ушел и много месяцев бродил в полном одиночестве. Я хотел умереть. Пытался умереть. Но меня трудно убить…

Грегор вцепился пальцами в одеяло.

Жена?! Значит, у Живоглота была семья. Значит, он был чьим-то отцом. И одну из его маленьких дочек, Шелковицу, напоминает ему Лиззи. И он потерял их всех, когда по приказу Хэмнета были открыты шлюзы.

Но Хэмнет был одним из немногих, кого Живоглот уважал и ценил и над кем никогда не издевался! Почему он не бросился на Хэмнета и не вцепился ему в глотку там, в джунглях, когда Хэмнет вышел к ним из зарослей? Потому что знал: Хэмнет не хотел, чтобы дамбу прорвало. Потому что видел, как Хэмнет пытался спасти тонущих. Или, может, он полагал, что Хэмнет и так достаточно наказан?

— Поэтому ты вернулся, — догадалась Лиззи.

— Я не мог этого вынести. Мысли о том, что они все умерли — а ничего не изменилось, — сказал Живоглот.

Через щелку в занавеске Грегор увидел, что Живоглот положил голову на передние лапы. Глаза его были закрыты. Лиззи протянула руку и стала гладить его уши:

— И это тогда?..

— Да. Тогда я решил, что все должно измениться, — прошептал Живоглот.

Обеими руками Лиззи обняла Живоглота за шею и положила свою голову рядом с его.

И через несколько минут оба крепко спали.

ГЛАВА 16

Слишком. Это было уже слишком.

Когда Грегор проснулся, его мозг был настолько переполнен, что никак не мог решить, что Грегору есть на завтрак. Босоножка просто побросала ему на тарелку всего, что попалось под ее маленькую ручку, и он поел, не чувствуя вкуса еды.